«Это лучше, чем болото и застой»: Кто, зачем и почему делает #тихийпикет?

Участницы нашумевшей акции рассказывают о том, как они к этому пришли и чего хотят добиться

Последнюю неделю в «Фейсбуке» и медиа не перестают говорить о Дарье Серенко, «девушке с плакатом», которая каждый день демонстрирует пассажирам московского метро тексты о дискриминации женщин и гомосексуалов, напоминает им о том, в какой стране мы живем, и обсуждает с ними стихи русских поэтов. На самом деле постоянных участниц акции «Тихий пикет» трое, и каждая из них видит ее по-своему. ВОС встретился с ними, чтобы подробно обсудить, как начался их тихий пикет, с чем им довелось столкнуться и куда это все ведет.

Расскажите немного о себе.

Даша: Меня зовут Дарья Серенко, и я окончила Литературный институт. Уже лет пять занимаюсь современной поэзией, ее изучением и письмом. Работаю в библиотечной системе. Делаю арт-проекты, лектории, летнюю читальню, перформансы в библиотеках. Одной из последних была акция «Субтитры». Я подбирала узнаваемые кадры из разных советских фильмов и оставляла место для субтитра. Потом я читала лекцию про визуальные практики, и слушатели могли заполнить распечатанные кадры и озвучить их таким образом. Еще мы делали театр внутри библиотечной витрины, пантомимический. Был небольшой музыкальный состав и танцовщицы.

Лера: Меня зовут Валерия Лебедева. Я студентка второго курса Литинститута (семинар поэзии, мастер — Евгений Рейн). Соответственно, я пишу стихи, занимаюсь учебой и участвую в активистской деятельности.

Саша: Меня зовут Саша Алексеева. Я учусь в Высшей школе экономики на втором курсе факультета культурологии и на первом курсе института современного искусства «База» на критика-искусствоведа. «Тихий пикет» — это первая акция, в которой я принимаю участие.

Изначально я плакат налепила на рюкзак, чтобы не оставить его дома. И это был такой жест необратимости. (Саша прикрепляет плакаты к рюкзаку и ходит с ними на учебу. — Прим. ред.).

Я провожу тихий пикет в основном для университетской аудитории. Там инсайдерские темы. Ну кого в метро волнует Павленский и проституция! Зато в «Базе» у нас было плодотворное обсуждение. Мой пикет значительно безопаснее, я в рафинированных условиях, где я многих знаю, где люди вступают в нормальную беседу, а не будут мне угрожать. В этом плане нельзя сказать, что я суперакционистка. Это Даша — суперакционистка.

Даша: Я немного не согласна с Сашей в том, что в метро никому нет дела. Я ездила с плакатом про проституцию, который как раз был навеян инцидентом с Павленским. Вообще, я и так собиралась делать плакат про проституцию, но эта история стала катализатором.

27 апреля в ходе рассмотрения уголовного дела художника Петра Павленского в качестве свидетелей защиты показания дали три проститутки. Их пригласил сам художник. Многие увидели в таком поступке Павленского смелый художественный акт.

Как вам пришла в голову идея «Тихого пикета»?

Даша:

Я давно хотела преобразовать формат одиночного пикета. Ведь мы уже больше года живем в ситуации, когда Ильдар Дадин сидит в тюрьме за свои одиночные пикеты. Я об этом не могу не думать.

Когда я участвовала с художниками и художницами в акции «[Не мир]», нас задержали за пронос картин на антивоенную тему по улицам. Меня потряс этот инцидент. До этого я никогда не сидела в автозаке и в принципе не верила, что нас могут задержать. Мы успели пронести картины от метро «Курская» до «Винзавода», пофотографировались там внутри, а на выходе нас окружили автозаки. Продержали нас до глубокого вечера.

Как это мотивировали?

Даша: Несанкционированное шествие. Ст. 20.2, ч. 5. Штраф 20 000 руб. мне и еще одной девушке. Остальным — 10 000 руб.

Когда было закрытие проекта «[Не мир]», мы провели маленькую выставку в Зверевском центре. Я взяла на память большой постер, который делала антивоенная организация «Огни Эйрены». Там была известная фотография Джона Леннона и Йоко Оно и ее современная стилизация. Потом я везла этот постер, развернув его, потому что боялась помять, и заметила, как люди радостно реагировали на плакат. И тут меня осенило.

Саша: А я живу рядом с «Курской» и регулярно вижу в «Фейсбуке» эти истории. Дашу задержали под моим домом. В итоге, когда я выходила с тихим пикетом в метро, я была уверена, что если меня не убьют сексисты, то обязательно повяжут на выходе. Я была к этому готова. Думала, сейчас бабки на меня будут косо смотреть. Кидаться своими сумками.

Я вот ездила в метро с плакатом о том, что 456 профессий официально запрещены для женщин, и люди улыбались мне дружелюбно, фотографировали плакат. Я не этого ожидала.

Думала, на меня будут нападать, как в интернете нападают с гневными комментариями, а я буду отбиваться с телефоном и показывать, мол, смотрите, вот тут исследование, и выбегать из вагона.

И оказалось, милиционерам вообще все равно. Дашу, я знаю, даже благодарят они, у нее и плакат был «Спасибо за труд милиционерам».

Лера: Так как я учусь в Литинституте, я уже знала Катю Ненашеву, Аню Боклер, Дашу (Катрин Ненашева и Анна Боклер выступили инициаторами акции «[Не мир]». — Прим. ред.). Когда была история с «[Не миром]», я пришла на встречу в Зверевском центре. К концу дискуссии приехала Анастасия Зотова, жена Ильдара Дадина, и активисты, которые предложили мне помочь провести мероприятие в поддержку Дадина. В итоге мы провели показательный суд, выставку-спектакль, за день до апелляции по его делу в Мосгорсуде. Я была в роли адвоката, меня привязали к стулу, закрыли мне рот — я могла говорить, но слова звучали глухо. На сцене были Катя Ненашева со своими товарищками: у них сейчас новая акция, они делают нашивки. И вот они сидели и шили, выступали в роли мойр.

Даша: Потом, в Басманном суде, когда слушали дело «[Не мира]», у нас был пленэр, люди рисовали суд, и внутри суда мы совершали художественные действия, раскладывали репродукции работ, распечатывали репродукции на протоколах из суда.

А я делала блэкаут на Уголовно-процессуальном кодексе, то есть закрашивала черным куски готового текста, так что получался новый текст. Суд изнутри понервировали.

Лера: Я была и на апелляции по делу Дадина и все глубже погружалась в это герметичное пространство тотального абсурда. Ведь можно, как Дадин, получить за одиночный пикет срок от трех до пяти лет.

У вас эта идея как будто вызывает душевный подъем.

Лера: Да. Это лучше, чем болото и застой.

Идея Даши — это текст, который постоянно расширяет свои границы. Автор текста познает порог между собой и читателем, реципиентом. И я поняла, что это более эффективно, чем стоять и держать плакат. С одной стороны, опущенная рука с плакатом — это олицетворение фразы «У нас опускаются руки». С другой — это и возможность продлить наше высказывание. Поэтому я присоединилась к Даше.

Саша: Я Дашу нашла через Эллу Россман, с которой мы учимся на одном факультете. Они делают совместный проект «Библиотека 1 + 1». Зашла к Даше на страницу, увидела отчет о «Тихом пикете», подумала, что это крутая идея. Вообще, я не хочу сидеть в тюрьме, хочу уехать отсюда, меня никак не радует перспектива повторить судьбу Дадина. Но нельзя закрывать глаза на происходящее.

Даша: Не знаю, мы тут сейчас сидим такие, мол, мы крутые люди с пикетами и как будто есть абстрактное большинство, которому на все насрать Но это не так, и «Тихий пикет» это доказывает. Это коммуникативная история, которая происходит каждый день и сбивает всю акционистскую спесь с человека.

Как давно вы занимаетесь активистской деятельностью?

Саша: Три недели. После пикета первый раз сходила на Первомай. Прикольно, все улыбаются, даже Энтео улыбается. Грустно было, что полицейские повязали людей с ЛГБТ-символикой.

Даша: Я считаю, что государство мне помогло. Я стала работать в библиотеках, и мне бомбануло. В библиотеках много хороших людей, но когда тебя начинает изнутри сжимать некий аппарат, то ты вдруг понимаешь, что ты должен делать.

Мне казалось, что работа в библиотеке — это новая кочегарка, способ быть вне системы.

Саша: Когда идешь работать на государство, ты в системе. Все знают, что муниципальных работников выгоняют на добровольно-принудительные митинги.

Даша: Я протестую не против работы библиотек. Вот выходишь из института, оказываешься в менее безопасном мире, начинаешь независимую жизнь, и тут начинаются проблемы даже с собственной политической субъектностью. Уже года два как я стала феминисткой, а являясь феминисткой, сложно не быть активисткой.

Саша: Особенно когда ты интерсекциональная феминистка. Интерсекциональный феминизм не утверждает, что у всех женщин одинаковый опыт. Вот есть, например, people of colour, и они угнетены больше, чем белые женщины, а я с двумя высшими образованиями гораздо более привилегированна, чем мигрантка, у которой нет даже паспорта. Интерсекциональный феминизм занимается пересечением этих угнетений.

Лера: Я занимаюсь активистской деятельностью только последний год. Настали такие времена, что каждый сознательный человек что-то делает. Потому что пространство давит.

Расскажите о текстах, с которыми вы ходите / ездите. Они у каждой свои или вы ими обмениваетесь?

Саша: У всех разные, но я вот скидываю свои Даше, потому что часто делаю тупые опечатки. Мы дискутируем на тему написанного.

Даша: У нас постоянный диалог.

Саша: Даша написала пост про Павленского, я посмотрела комментарии и написала ей, что срочно сделаю плакат, она одобрила. Я сразу делаю QR-код к плакату, который ведет на сайт-пруф. Я житель интернета, поэтому мне важно сразу дать ссылку на исследования по теме, которые подтверждают мои слова. С Павленским у меня было не исследование, а ссылка на статью питерской феминистки Леды Гариной, которая делает очень большой обзор кучи разных исследований проституции. Важно понимать, что я занимаю позицию криминализации клиента, когда проститутка не наказывается, а государство, наоборот, занимается ее социализацией. Как сейчас во Франции — у них упрощенная система выдачи гражданства, а клиенту выписывают огромный штраф. Увидела у Даши ужасные комментарии. Потом еще узнала, что с Дашей случилась неприятная ситуация в метро из-за плаката о гомосексуальности, и тоже подумала, что надо ее поддержать.

Я боялась выходить с этим плакатом. Вы уже могли догадаться, что я вообще ссыкуха и была готова к агрессивным коммуникациям. Но этого не произошло, одна девушка мне даже улыбнулась.

Еще был плакат о том, что мне приходится соответствовать стандартам красоты. Даже в университетах множество таких историй. Так, в МГУ на одном факультете ставят девушкам 4 по логике, потому что «женщины не могут в логику». Есть исследование, доказывающее существование punishment for unattractive women, наказания для женщин, которые этим стандартам не соответствуют. То есть мужчин оценивают нормально независимо от внешности, а некрасивым женщинам занижают оценки. Мне было важно выстроить коммуникацию с преподавателями, чтобы, не соглашаясь с написанным, они могли отрефлексировать свое поведение и, возможно, избежать подобных ошибок в будущем. У меня есть и знакомая девушка в университете, которая не соответствует этим стандартам, и к ней проявляют соответствующее отношение.

В следующий раз я хочу размещать не QR-коды, а короткие ссылки, потому что QR-коды — это устаревшая тема, их не считывают.

Даша: У меня было, наверное, уже 55 плакатов, пять недель я езжу. Иногда делаю в день по два-три плаката, иногда на глазах у людей пишу их, рисую, ставлю стрелочки и смайлы — в зависимости от того, с кем я имею дело и какой была реакция человека.

Как работница библиотеки, я очень хотела делать пикет не сугубо протестного посыла, а просветительский тихий пикет. Хотела сделать энциклопедию, справочник. Знаете, как в детских книжках пишут в духе «а знаете ли вы, что..?».

Поскольку я занимаюсь современной поэзией, я часто раздражаюсь на людей, которые ее не знают. Хотя многие молодые люди не виноваты, что дальше Бродского ничего не читали и не знают, что в те же 60-е была Лианозовская школа, Всеволод Некрасов, совершенно другая поэзия. Я стараюсь стабильно раз-два в неделю ездить со стихами. Ездила с Мандельштамом, с Георгием Ивановым, со Всеволодом Некрасовым, Михаилом Гронасом, сегодня у меня Дмитрий Александрович Пригов. Вот рассказывала одному молодому человеку, что такое московский концептуализм. А как-то рассказывала про Мандельштама. И это самый дорогой сердцу опыт. Люди сами обращаются с вопросами.

У моих плакатов несколько сюжетных линий. Есть азбука, по буквам, но я делаю не по порядку. А — акционизм, Э — эйблизм (дискриминация людей с инвалидностями и хроническими заболеваниями. — Прим. ред.), Г — гомосексуальность. Так я весь алфавит охвачу. Я сшиваю их в блокнот. Сшивать начала потому, что у меня однажды кончился скотч, но были нитка и иголка, это оказалось хорошим подспорьем, потому что, пока шьешь, ненавязчиво поворачиваешь плакат то в одну, то в другую сторону и ты к тому же занят делом, абсурдным трудом.

У плаката вообще такой большой неисследованный потенциал, так что для меня это еще и личное исследование его возможностей и формулировок. Так, над плакатом о гомосексуальности я сидела полтора часа. У меня были черновики, я писала, зачеркивала. Это важный процесс, потому что от того, что ты сейчас напишешь, зависят лучи коммуникации. Я хочу помочь реципиенту чувствовать себя настолько комфортно от плаката, насколько это возможно, иначе это ничем не будет отличаться от стояния с одиночным пикетом (которое я тоже, безусловно, уважаю).

Я также работаю с внешним видом плаката. Как-то делала плакат-тантамареску. Правда, не успела с ним проехаться, потому что болела.

Даже если я остаюсь дома, я делаю плакат, ведь я тоже являюсь его реципиентом.

Еще у меня был плакат про определение патриотизма и то, как оно модернизируется. Много внимания уделяю насилию над женщинами и домашнему насилию — на них очень сильно реагируют, потому что их везет женщина. Тогда уже часто фотографируют не только плакат, но и меня с плакатом. Мы друг друга иллюстрируем.

Саша: Когда Даша ездила с плакатом про проституцию, ее спрашивали, проститутка ли она. Вообще, плакат соотносится с внешним видом.

Когда я начала носить плакат, я стала краситься каждый день. Раньше красилась раз в месяц.

Даша: К вопросу о стандартах красоты.

Саша: Я крашусь, когда нервничаю, а тут я нервничаю постоянно. Когда люди видят приятное лицо, они на него более адекватно реагируют. Есть формат убеждающей речи, и есть коммуникатор. Если человеку внешне нравится коммуникатор, то он будет менее критично относиться к высказыванию. Стала очень мило с людьми разговаривать, даже с журналистом, который подошел ко мне 1 мая на митинге и задавал провокативные вопросы, говорила очень вежливо. Обычно так не делаю. Раньше если ко мне люди подходили в университете и начинали впаривать мне глупости, например, про то, что женщины — это низкий сорт, я отвечала матом. Быть милой и красивой очень важно в контексте патриархального общества.

Лера: Когда я присоединилась к Даше и стала человеком с плакатом, мы ехали в одном вагоне. Это была нестандартная для «Тихого пикета» ситуация. У нее был плакат про проституцию, а у меня был пояснительно-установительный текст о том, что между пикетчиками по закону должно быть не меньше 50 м. Мы то сходились, то расходились, то нарушая постановление, то соблюдая его.

Потом я решила продолжить сюжетную линию и делать плакаты с общественными установками, необязательно негативными. Сейчас вот написала, что, по данным центра «Мемориал», в России насчитывается 87 политзаключенных, хотя в реальности их может быть и больше. У метро ко мне подошел человек из общественного движения за права мусульман, тема прав человека стала точкой пересечения. Он рассказывал о дискриминации мусульман, с которой ему приходилось иметь дело. Например, в Ставропольском крае девочкам запрещают ходить на занятия в хиджабах. Это очень спорный вопрос. Потому что здесь сталкиваются разные понимания того, что есть личность и ее права. Человек сказал, что права одного заканчиваются там, где начинаются права другого. На хиджабы можно взглянуть двояко. С моей точки зрения, женщины в мусульманской среде являются угнетенной группой, они должны соблюдать множество предписаний. Для меня, если женщина должна скрывать лицо, — это средство патриархата. Здесь столкновение. Вроде бы, если человек хочет надеть хиджаб, государство не может ему запретить, но при этом лично я буду знать, что это проявление угнетения.

Конечно, каждый из нас остался при своем мнении, но этот разговор позволил понять, насколько общество вокруг нас противоречиво и наполнено смыслами, которые нельзя просто разрезать скальпелем. Тот же человек рассказывал, как против его товарищей фабриковали уголовные дела. После убийства полковника Буданова человека, который обвинялся в убийстве, защищал адвокат Мурад Мусаев. И против друзей моего собеседника сфабриковали дело за несанкционированный митинг в поддержку Мурада Мусаева, которого обвиняли в подкупе свидетелей. Им вменили организацию террористической деятельности, они якобы хотели привлечь новых людей в террористическую организацию посредством того митинга в Махачкале. Им подбросили в постель пластит и гранаты. Это абсурд, кто будет спать на гранате! Он говорит, что когда они встречаются с друзьями, пьют чай, едят плов, то на прощание в шутку говорят друг другу, мол, вот тебя посадят, а тебя убьют. Мы говорили про активизм в принципе, ведь у нас разная борьба. Он сказал, что поддерживает нашу акцию, но сам бы не смог это делать, потому что это противоречит его вероисповеданию. Он сказал, что активисту нужно мыслить масштабно, смотреть на реакцию и понимать, что будет эффективно, а что нет. Пошутил еще: «Тихий пикет, круто, ждем ОМОН!»

А по каким критериям вы можете оценивать эффективность пикета?

Лера: По количеству и качеству коммуникаций, есть ли отклик среди людей. Люди смотрят на хештег #тихийпикет, ищут в интернете, то есть они уже хотят больше узнать. Или подходят задают вопросы.

Даша: У нас есть маленький пабличек в «ВКонтакте». Я не только хештег оставляла, но и писала ссылку маркером от руки. Делала плакат про закрытие библиотеки Данте, и ссылка вела на петицию. Ко мне подошла бабуля и попросила помочь ей подписать петицию с ее гаджета. А когда я ездила с плакатами про политзаключенных, многие люди гуглили при мне имя Ильдара Дадина или подходили и просили помочь загуглить.

Мы должны понимать, что наш текст оказывается в совершенно случайном пространстве. Я еще никогда не ощущала так тонко момент выбора. От того, в какой вагон я войду, зависит мой вечерний отчет. Например, когда я ездила с плакатом про гомосексуальность позавчера, у меня была коммуникация с бородатым отцом двоих детей, который меня напугал из-за моих стереотипов: думала, он меня перекрестит и скажет, что это пропаганда при детях. А он прошел через весь вагон со своими малышами и сказал громко: «Спасибо вам большое!» Ко мне еще подбежал один из его сыновей, постарше. Он, видимо, еще не умеет читать, и он побежал к папе с вопросом, что там. Отец ему что-то там объяснил. Совершенно чудесным образом, через инстаграм друга, этот человек со мной потом встретился в интернете, написал мне.

Все узнали о «Тихом пикете», потому что случайно меня в вагоне встретил и сфотографировал известный фотограф Сергей Максимишин. Оказалось, что у нас есть какой-то общий друг, и меня отметили на фотографии, где я сшиваю в плакаты. И начался обвал, сотни сообщений и приглашений в друзья. А я как раз описывала единственный случай агрессии в мой адрес, и в комментариях под фото один из пассажиров, который был в том вагоне, извинился за то, что «смалодушничал» и не заступился за меня тогда. Я его вспомнила и сказала ему «большое спасибо».

Расскажи про ту ситуацию?

Когда я ехала с плакатом про гомосексуальность, мне стал угрожать один из пассажиров.

Я пыталась вести с ним дискуссию, просила привести хоть один весомый аргумент, но он отвечал на все: «Ты е****ая? Ты больная?»

Люди стали отсаживаться от нас, боялись, что он их ударит, а он сидел и обнимал свою женщину, которая продолжала молчать. Я пыталась вести диалог, потом прекратила, но он продолжал угрожать мне, говорил: «Выходи, или я размозжу тебе череп». Я ответила: «Извините, я вас не боюсь, я не выйду отсюда». Я нарисовала для этого человека прямо при нем плакат о том, что не нужно ненавидеть других людей, вручила ему и в итоге он меня сначала выматерил, а потом улыбался мне и махал.

Что изменилось после той фотографии в «Фейсбуке»?

Даша: Меня в этой ситуации видно больше, чем девочек, потому что я дольше этим занимаюсь и у меня отчет каждый день. Весь поток людей, которые хотят что-то узнать о тихом пикете, повалился в мою личку. За два часа пришло 200 или 300 личных сообщений и примерно 400 человек добавились в друзья. А в «ВКонтакте» все тихо, хотя и там приросло некоторое количество подписчиков. Это два разных мира, конечно.

Сейчас будет складываться медиаобраз нашей акции. Уже сейчас многие хотят присоединиться. Вот мне писали, что хотят присылать плакаты на проверку. Как учительнице в школе. Я, может быть, этому рада, потому что мы поможем друг другу что-то подкорректировать. Но меня беспокоит, что тот бум, что сейчас произойдет, привлечет внимание тех людей, которые и так многое знают, которые хотя бы знают, что такое феминизм, как бы к нему ни относились.

Ну даже сейчас, если история замкнулась на «Фейсбуке», понятно, что это не совсем та аудитория, с которой вы обращаетесь.

Саша: Ну мы же все разные. То, что ты знаешь, что такое феминизм, не делает тебя профеминистом. Я вот считала себя феминисткой и выступала за проституцию, пока мне не показали последние исследования. Я чувствовала необходимость в «Тихом пикете». Даже у меня есть, скажем, одногруппница, которая выступала против мигрантов.

Я поняла, что не бывает идеального вакуумного пространства, где люди все знают. Но не бывает и плохой аудитории, даже если это Энтео.

Даша: «Тихий пикет» меня учит. Я пытаюсь не быть предвзятой, даже с самыми одиозными фигурами. Раньше всех банила. Я вот переписывалась с Энтео, объясняла ему, что, как воцерковленная православная христианка, не одобряю его действий.

Когда закончится ваш пикет?

Даша: Когда в каждом вагоне я увижу людей с плакатом, смогу сложить руки на груди и умереть спокойно.

У каждой опять же индивидуальная практика, своя поэтика, каждая по-своему присваивает себе этот формат. У меня есть определенный срок, я уже написала о нем, поэтому от него никуда не деться. Год. 28 марта 2017 года я сделаю последний плакат.

Саша: Пока я буду жить в России, пока мне не надоест, пока не пойму, что уже больше не могу, пока рюкзак не развалится. Почему я должна снимать с себя ответственность, которую на себя же возложила?

Лера: Я пока тоже не устанавливаю для себя рамок, в отличие от Даши. Пока я чувствую, что есть отклик, я буду делать. Может, что-то произойдет, что сменит мой вектор. Может, революция настанет.

P.S.

Даша: Я хочу сделать ВОСу подарок. Это мой долг. Плакат про гомосексуальность. Вы понимаете почему?

За гомофобную статью на Черном ВОСе? Это же текст читателя был.

Даша: Да, но редакторы же там есть. Это дикость.

Редакция должна в таких случаях напоминать, что не согласна с автором, пожалуй.

Саша: Мы разговариваем со СМИ как с людьми. Но ведь это не совсем так. У СМИ есть власть. Вы могли не публиковать этот текст. Публиковать текст другого читателя.

Ну теперь опубликуем то, что ты думаешь.

Саша: Ну мы не можем просто так давать всем слово!

Даша: Можно публиковать и противоположные позиции.

Саша: Но вы же понимаете, что представитель ЛГБТ не будет читать издание, которое публикует гомофобные материалы. Нейтралитет не посередине, нейтралитет в сторону дружелюбия к ЛГБТ. И когда ты говоришь, что гомофобия — это тоже нормально, ты уже занимаешь гомофобную позицию. Мы же живем в гомофобном и сексистском государстве. Я бы давала готовую дискуссию. Конструктивную.

Мы это обязательно опубликуем.

Саша: Ха-ха, прозвучало так, как будто нет.

Главный редактор ВОС Даша Борисенко напоминает, что мнение редакции может не совпадать и часто не совпадает с позицией читателей. Любите друг друга.